Эрих Хонеккер

Категория: Статьи и тезисы

Опубликовано 05.10.2013 22:21

Автор: Петелин Б.В., Степанов Г.В.

В 2002 г. немецкий журнал «Фокус» опубликовал фотографии из личного архива Хонеккера, находившегося в двух чемоданах, оставленных супругой Маргот в Берлине на хранение. Вывести чемоданы, а там были не только фотографии, но и личные письма Хонеккера, так и не удалось. В итоге все это стало «добычей» журнала[i]. Непосредственно к 100-​летнему юбилею известный историк Томас Кунце издал в Германии книгу о последних годах жизни Хонеккера, о его попытках найти себе пристанище, болезни и смерти вдали от родины, которую он любил[ii].

Эта трагическая страница тоже часть биографии, но не она была главной в его жизни и деятельности. Хонеккер и сам рассказал о себе, опубликовав в 1980 г. воспоминания, будучи твердо уверенным в грядущем торжестве социализма на Земле[iii]. Он и в конце жизни остался коммунистом, несмотря на то, что соратники исключили из партии. Вряд ли в портретной галерее современной Германии Хонеккеру отведут почетное место, но вычеркнуть его из немецкой истории невозможно. Как написал многолетний глава восточногерманской внешней разведки Маркус Вольф, было бы несправедливо низводить Хонеккера до уровня «провинциального политика». Социализму он был всегда верен. Он даже на мгновение не мог допустить мысли, чтобы броситься в объятия ФРГ, то есть «выдать ГДР»[iv].

Эрих Хонеккер родился 25 августа 1912 г. в Нойнкирхене, в Саарской провинции, самой западной немецкой земле, в семье шахтера. Вскоре родители перебрались в унаследованный от деда дом в небольшом городке Вибельскирхен, что было весьма кстати. Семья росла, со временем в ней было шестеро детей, жилось трудно, как и большинству рабочих семей. С началом войны отцу Вильгельму Хонеккеру пришлось служить матросом на флоте в Киле, откуда осенью 1918 г. революционные матросы двинутся на Берлин. В Вибельскирхен Вильгельм Хонеккер вернулся членом Независимой социал-демократической партии, а после образования в 1918 г. КПГ стал коммунистом. Сын пошел по пути отца, и уже в 10-летнем возрасте Эрих — активный член детской коммунистической организации: участвовал в митингах, продавал партийные газеты, распространял прокламации, собирал пожертвования бастующим шахтерам и голодающему населению Советской России. Вместе с отцом и старшим братом Вили он играет в духовом оркестре — «музыкальном взводе Союза красных фронтовиков», выступления которого поднимали дух рабочих на митингах и демонстрациях. После окончания народной школы Эрих работал у сельского «бауэра», учился кровельному делу. Рабочая профессия не увлекла, точнее, на нее просто не оставалось времени, но в жизни пригодилась не раз. В семнадцать лет Эрих вступает в КПГ, а уже через год компартия отправила его в Москву на курсы Коминтерна.

Всего лишь год (август 1930 – август 1931 г.) находился Эрих Хонеккер в СССР — «стране своей мечты», где «билось сердце мировой революции», но эта первая встреча «со страной Ленина» имела, по его словам, огромное значение[v]. Учеба в Ленинской школе была важным делом (Хонеккер закончил ее на «отлично»), но не менее важным и нужным стало участие в общественной жизни в Москве, знакомство с молодыми коммунистами из разных стран, поездки по советской стране. Дважды близко видел Сталина. В составе интернациональной бригады Хонеккер принял участие в строительстве легендарной Магнитки. На его глазах разворачивалась первая пятилетка со своими грандиозными планами, что укрепляло его веру в правоту марксизма-ленинизма. Да, бросалась в глаза нищета, строители ходили в лаптях, ночевали под открытым небом, греясь у костров. Знал Хонеккер и про коллективизацию и борьбу с кулачеством, но это были «издержки» и «перегибы». Главное — в стране Советов прокладывался путь в будущее, здесь «каждодневно делалась история»[vi].

Вернувшись в Саар, Хонеккер, назначенный руководителем окружного комитета свободной молодежи Германии (КСМГ), с головой уходит в политическую работу. Обстановка для классовой борьбы казалась благоприятной. Экономический кризис продолжался, недовольство трудящихся росло, обострялся национальный вопрос, связанный со статусом Саара. Борьба здесь, как и по всей Германии разворачивалась между тремя основными партиями: СДПГ, КПГ и гитлеровской НСДАП. Правда, как пишет Хонеккер, фашистская партия в Сааре в начале 30-​х гг. еще не играла заметной роли, но коммунисты «сознавали опасность, исходившую от этого национал-социалистского движения в рейхе»[vii].

Объединить левых в единый фронт, который только и мог остановить фашизм, не удалось. Стратегическая установка компартии, продиктованная из Москвы, была нацелена на борьбу за власть, хотя «необходимых условий для этого ни в 20-​х, ни в начале 30-​х годов не было»[viii]. С этим трудно не согласиться, но не коммунисты поставили Гитлера над Германией. Партия Эрнста Тельмана уже 30 января 1933 г. призвала к всеобщей политической забастовке, однако СДПГ, ссылаясь на «законность» прихода к власти гитлеровского правительства, отказалась поддержать коммунистов. До своего ареста Хонеккер самоотверженно занимается организацией нелегальной деятельности КСМГ, совершая поездки по стране. В декабре 1934 г. на общегерманской конференции КСМГ, проходившей в Москве, Хонеккера избрали в ЦК, сам он в то время находился в Сааре, разъясняя позицию КПГ в предстоящем там плебисците. В феврале 1935 г. Хонеккер, попрощавшись с родителями, покидает родные места: партия поручила ему возглавить подпольную организацию КСМГ в Берлине.

В стране зверствовала гитлеровская диктатура и главными врагами Третьего рейха были объявлены коммунисты. С марта 1933 г. в тюрьмы были брошены десятки тысяч коммунистов, и тысячи были уже казнены. Поэтому арест Хонеккера в начале декабря 1935 г. не был случайным. Следствие по его «делу» тянулось полтора года (все это время Хонеккер находился в тюрьме Моабит). Молодого человека пытались буквально сломать, силой заставить отказаться от коммунистических убеждений, но напрасно. После отставки Хонеккера публиковались некие «материалы» о том, что под пытками Эрих «дал показания против других арестованных товарищей» и что эти «документы» хранились в сейфе шефа службы безопасности ГДР Мильке[ix]. В гестапо выбивать «показания», конечно, умели. Приговор «народного суда» был суров: десять лет пребывания в каторжной тюрьме с лишением всех гражданских прав. Весь срок предстояло провести в Бранденбург-Гёрден, считавшейся самой надежной тюрьмой в рейхе.

Но политзаключенные и здесь сумели создать подпольную партийную организацию, главной задачей которой было поддерживать уверенность в конечной победе над фашизмом. «Я, — вспоминал Хонеккер, — с первого дня почувствовал эту силу сплоченности коммунистов»[x]. В заключении он познакомился со многими товарищами, с которыми позже будет строить социализм на немецкой земле. В марте 1943 г. Хонеккер попадает в строительную команду и до конца войны работал кровельщиком. Берлин и пригороды бомбили, чуть ли не ежедневно, работы было много и бригаду постоянно перебрасывали с одного объекта на другой.

В 1944 г. бригада работала в Берлине, поэтому заключенных разместили в женской тюрьме, где Хонеккер, как он сам написал, случайно познакомился с молодой женщиной, надзирательницей. Во время налетов авиации союзников, она разрешала слушать радионовости из Лондона и Москвы. Знакомство переросло в привязанность. Больше ничего Хонеккер про эту женщину не написал, не назвал даже ее имени, хотя их отношения имели продолжение. В начале марта 1945 г. Хонеккер и Эрих Ханке, каменщик из бригады (в ГДР он стал профессором, работал в вузах), попытались совершить побег. Однако найти надежное убежище в Берлине им не удалось. Хонеккер скрывался еще несколько дней на квартире своей знакомой, но затем вернулся в женскую тюрьму, где удалось ловко скрыть от начальства его отсутствие. Помогла Шарлотта Грунд, та надзирательница, о которой Эрих не решился сказать в своих воспоминаниях. Томас Кунце пишет, что весной 1945 г. состоялось бракосочетание и она была первой женой Хонеккера. Через два года тяжело заболев, Шарлотта умерла[xi]. Возможно, что Хонеккер скрывал этот брак, опасаясь за свою партийную карьеру, но вполне допустимо, что он этому факту из личной жизни серьезного значения не придавал[xii].

После своего освобождения, Эрих Хонеккер энергично включился в партийную работу. Встречи с Вальтером Ульбрихтом, Вильгельмом Пиком показали, что руководство КПГ видит в нем испытанного бойца партии, ценит его и полностью доверяет. На Хонеккера были возложены функции секретаря ЦК по вопросам молодежи. Этот участок партийной работы, как тогда было принято говорить, был необычайно сложным. «Немецкая молодежь, отмечалось в информационной справке советских военных органов, наиболее сильно пропитана фашистской идеологией»[xiii]. То, что антифашистской молодежи мало, признавал и Хонеккер. Поездки по Германии убедили его в необходимости создания новой молодежной организации — Союз свободной немецкой молодежи (ССНМ), аналог ленинского комсомола. Союз замышлялся как единая молодежная организация для всей Германии, но в западных зонах оккупационные и местные власти чинили препятствия.

Для коммунистов в Восточной Германии складывалась реальная ситуация, когда они могли стать главной силой в проведении антифашистских преобразований. Получая поддержку от советской военной администрации (СВАГ), они эту возможность не упустили[xiv]. В дискуссиях о расколе Германии, когда одни авторы обвиняют СССР, другие — западные державы, не учитывается тот факт, что еще до раскола страны произошел партийный раскол. Христианско-демократический союз, несмотря на заявления его берлинских создателей, так и не стал общегерманской партией[xv]. Другой христианский союз — созданный в Баварии ХСС — изначально не скрывал своей сепаратистской политики [xvi]. Но и левые партии не избежали раскола. 21 – 22 апреля 1946 г. в Берлине состоялся объединительный съезд КПГ и СДПГ, на котором была создана Социалистическая единая партия Германии — СЕПГ. Историческое общение Пика и Гротеволя, за которым восторженно наблюдал Эрих Хонеккер, избранный в президиум съезда, преподносилось как «преодоление раскола рабочего класса». Однако даже в Берлине далеко не все коммунисты и социал-демократы желали объединения. Что касается Западной Германии, то там КПГ и СДПГ сохранили свою самостоятельность[xvii]. Новая партия сразу заявила о своей главной цели — строительстве социализма в Германии. Фактически, еще до образования ФРГ и ГДР, на западе и на востоке сформировались разные партийно-политические системы с соответствующими им социально-экономическими отношениями. Такое решение германской проблемы по большому счету устраивало всех, ибо оно вписывалось в контекст холодной войны.

Хонеккер безусловно обладал организаторским талантом. За десять лет, что он руководил ССНМ, союз стал реальной организацией в общественно-политической жизни ГДР. Молодежь не только устраивала парадные шествия, но и трудилась, училась, занималась спортом, взрослела, пополняя ряды СЕПГ. Мало в какой другой социалистической стране власти уделяли столько внимания молодому поколению. Так, одним из первых законов, принятых Народной палатой ГДР стал закон о молодежи (апрель 1950 г.). Покидая в 1955 г. ССНМ, Хонеккер мог в дальнейшем рассчитывать на поддержку молодых партийных кадров.

В том же 1955 г. партия отправила его в Москву для учебы в ВПШ при ЦК КПСС. Полученные знания не могли заменить университетского образования, да и учеба продолжалась всего год, но для партийного функционера главным было наличие убежденности в правоте марксизма-ленинизма, о чем он писал в своих воспоминаниях. В искренности убеждений Хонеккера не стоит сомневаться. Он не лицемерил, когда заявлял о верности и преданности социалистическому выбору. Не сомневались в нем и его старшие товарищи, доверив в 1956 г. курировать вопросы безопасности и обороны страны. Участвуя в создании Национальной народной армии и министерства обороны, Хонеккер несомненно продвинулся вверх по партийно-государственной лестнице.

Республика в своем стремлении стать суверенным государством должна была решать вопрос о границах. Головной болью для ГДР и СССР оставался Западный Берлин. Из-за бегства на запад к 1961 г. население ГДР уменьшилось почти на 3 млн. Социально-рыночное хозяйство Эрхарда оказывалось более привлекательным, чем плановая регулируемая экономика социализма. Советский ультиматум 1958 г. превратить Западный Берлин в «свободный город», проблему не решил, а способствовал лишь росту напряженности в центре Европы. Но выход надо было искать. Его и нашли — строительство «антифашистского защитного вала» — стены в центре Берлина[xviii].

У Берлинской стены есть своя история, которая не закончилась с ее падением в ноябре 1989 г. Споры об инициаторах строительства продолжаются до сих пор, несмотря на публикацию ранее секретных документов [xix]. Эрих Хонеккер имел к возведению стены прямое отношение. Главным действующим лицом был, конечно, Вальтер Ульбрихт который «своих чиновников держал в полном неведении до самой последней минуты, возложив всю ответственность за планирование и проведение акции на Эриха Хонеккера, верного члена СЕПГ»[xx]. Кстати, одним из первых кто посоветовал восточным немцам построить стену был Мао Цзедун, когда во время визита в 1956 г. Вальтера Ульбрихта в Китай предложил одну китайскую «модель» — Великую стену. «Стена, — сказал Мао, — очень помогла бы отгородиться от таких людей, как «фашисты»[xxi].

С 13 августа 1961 г. начался новый отсчет времени в истории ГДР, причем, как оказалось, полностью привязанный к существованию Берлинской стены, ибо с ее падением фактически закончится и история социалистической республики. Хонеккера, успешно проведенная акция выводила на самый верх коммунистической власти, только надо было набраться терпения, не допускать ошибок и просчетов, что могло погубить карьеру. Ждать пришлось десять лет. Разумеется, секретарь ЦК СЕПГ, член Политбюро, депутат Народной палаты Эрих Хонеккер был на виду у граждан республики: много ездил, выступал, призывал, убеждал. Положение в стране было стабильным, экономика развивалась, культура, наука, спорт — все было на подъеме и вселяло оптимизм у населения, которое постепенно срасталось с социализмом, с восточными соседями, Советским Союзом. Мы будем несправедливы к гражданам ГДР, если скажем, что республика для них была чужой, а советские солдаты воспринимались не иначе, как оккупанты. Шла холодная война, а Берлин был самой западной столицей социалистического лагеря.

3 мая 1971 г. Хонеккер был избран первым секретарем ЦК СЕПГ. Да, Ульбрихта отправили в отставку не совсем добровольно, но иной процедуры смены власти, кроме разве что смерти руководителя, коммунистические режимы не знали. Л.И. Брежнев, высоко ценивший Хонеккера, тоже пришел к руководству партией в результате октябрьского 1964 г. «переворота». Пишут, что Хонеккер, став генсеком СЕПГ и председателем Госсовета ГДР постепенно утрачивал связь с массами, становился высокомерным для окружающих, превращался в диктатора. Власть меняет человека, это общеизвестно. Хонеккер осознавал свою ответственность за страну и социализм, но понимал, что гарантом существования ГДР является Советский Союз. Об этом при случае напоминали и советские руководители. Так, в августе 1970 г. Л.И.Брежнева говорил: «Эрих, я скажу тебе открыто, никогда не забывай: ваша власть и сила без нас, без Советского Союза, не может существовать. Без нас нет ГДР». При этом Генеральный секретарь ЦК КПСС фактически повторил слова Берии: «Что, разве ГДР является государством? Восточная Германия может существовать только потому, что там расположены советские подразделения»[xxii].

70-​е годы были, наверное, лучшими в странах реального социализма, несмотря, на то, что их позже назовут временем «застоя». Международный авторитет ГДР рос и укреплялся. В 1973 г. ГДР вместе с ФРГ были приняты в ООН. Подпись Хонеккера стояла рядом с подписью канцлера ФРГ Шмидта под Заключительным актом Хельсински (1975). Ранее были подписаны Четырехстороннее соглашение по Западному Берлину (1971) и Договор об основах отношений между ГДР и ФРГ (1972). Внешнеполитические успехи ГДР, а к началу 1975 г. дипломатические отношения имелись с 112 странами мира, подкреплялись социально-экономическими достижениями [xxiii].

Став генсеком, а в ноябре 1976 г. председателем Госсовета ГДР, Хонеккер мог единолично определять политику. Присущая ему уверенность, увы, перерастала в самоуверенность. 13 октября 1980 г, выступая в г. Гере с докладом «Об актуальных вопросах внутренней и внешней политики ГДР» на совещании активистов партийной учебы, Хонеккер решительно потребовал от ФРГ признать гражданство ГДР, реорганизовать постоянные представительства в посольства, урегулировать прохождение границы по Эльбе, нормализовать транзитное сообщение между ФРГ и Западным Берлином и др.[xxiv]. В апреле 1981 г. на Х съезде СЕПГ была принята амбициозная программа «10 пунктов экономической стратегии», выполнение которой обеспечило бы ГДР рывок в развитии и существенное повышение благосостояния граждан. Политолог Дитер Гроссер, проанализировав состояние экономики ГДР к началу 80-​х гг., писал, что «программа 10 пунктов» изначально была обречена на неудачу. Она была рассчитана на бесперебойное получение дешевых энергоресурсов из СССР и новых технологий с Запада [xxv]. Генеральному секретарю нужна была популярность, и ради нее было принято говорить только об успехах, достижениях и победах.

Хонеккеру были свойственны и неординарные поступки. Так по его личному распоряжению в 1978 г. в США закупили миллион джинсов, за что теперь следовало благодарить не «дядюшку Сэма», а непримиримого борца с империализмом товарища Хонеккера. В 1980-​е гг. руководитель СЕПГ увлекся рок-музыкой. «ГДР — это страна, где очень любят молодежь и по этой причине также сильно любят рок-музыку»[xxvi]. В 1982 г. в Берлине прошел первый фестиваль «Рок за мир», правда, без участия западных групп. Зарубежных музыкантов пригласили на следующий год, в том числе популярного западногерманского рокера Удо Линденберга. Однако его репертуар показался провокационным члену политбюро Хагеру, и в выступлении певцу было отказано. Тогда Линденберг обратился напрямую к Хонеккеру, который посоветовавшись с Кренцем — 1-​ым секретарем ЦС ССНМ, запрет снял. В благодарность Удо подарил Хонеккеру свою кожаную куртку[xxvii].

Самый массовый концерт в Берлине состоялся 19 июля 1988 г. с участием американского певца Брюса Спрингстина, который, обращаясь к тысячам собравшихся, сказал, что все барьеры, разделившие людей, будут устранены. За год до этого, 12 июня 1988 г. подобные слова произнес президент США Рональд Рейган. Находясь рядом с Берлинской стеной, видя ее собственными глазами, понимая, что она символизирует, Рейган сказал: «Генеральный секретарь Горбачев, если Вы стремитесь к миру… приезжайте сюда, к этим воротам. Откройте их, господин Горбачев! Снесите эту стену!»[xxviii]. После выступлений Рейгана в Западном Берлине состоялся грандиозный рок-концерт, который могли слушать и по другую сторону Стены. В культурном плане США и Запад оказались ближе для молодежи ГДР, чем застывшая в развитии их Республика. Так что увлечение Хонеккера рок-музыкой, оказалось в каком-то смысле «роковым» для ГДР.

Несмотря на все усилия, Эрих Хонеккер не стал яркой личностью. Он оставался типичным партийным функционером, педантичным, исполнительным, работоспособным, без каких-то выдающихся качеств. Не был он и «теоретиком марксизма»: ГДР в его понимании — это альтернатива западногерманскому капитализму, где будут созданы наилучшие условия для жизни. Коммунистические руководители, задавшись целью «догнать и перегнать» Запад, фактически пошли по его же пути, формируя потребительское общество (Хрущев говорил: «Где сало, там и социализм»), не предвидя, что придет время, когда потребительские и другие аналогичные интересы граждан, могут разойтись с «ценностями реального социализма». Да, культура в социалистических странах, как писал английский историк Эрик Хобсбаум, развивалась многообещающе, особенно после ослабления идеологического гнета в период десталинизации. В ГДР, например, талантливых писателей, режиссеров было больше, чем в Западной Германии, но конфликты с властью вынуждали их искать иные пути и возможности для своего творчества[xxix].

Хонеккер полагал, что «изъяны социализма» в Албании, Румынии, политическая нестабильность в Польше, нарастание экономических проблем в СССР, обойдут стороной ГДР, которая может похвастаться стабильностью в обществе и успехами в развитии. Советский посол в ФРГ (1986−1990) Ю.А.Квицинский, талантливый дипломат и историк отмечал, что уже со второй половины 70-​х гг. у Хонеккера часто стало проявляться «насмешливо критическое» отношение к СССР. «Стало чувствоваться желание выступить в роли некой социалистической Пруссии, крупной державы, задающей тон в идеологии, хозяйственном и культурном строительстве и имеющей, кроме того, свое особое лицо в международных делах»[xxx]. Началось интенсивное возрождение исторического и культурного наследия Пруссии — «прогрессивных» элементов прусских традиций. ГДР, как сказал в интервью западногерманской газете «Die Zeit» Гюнтер Гаус, «выглядит более немецкой, чем Федеративная Республика. <…> Она сохранила некоторые негативные ценности последней сотни лет немецкой истории», в отличие от ФРГ[xxxi].

В дискуссию вокруг интервью Гауса неожиданно включился Хонеккер. На собрании партийных функционеров в Берлине, обращаясь к западным политикам, он заявил: «Берегитесь! Однажды социализм постучится в вашу дверь… Тогда вопрос о воссоединении двух немецких государств будет поставлен совершенно иначе. Как мы решим его — не вызывает сомнений». После этих слов аудитория буквально взорвалась аплодисментами, что, похоже, несколько смутило самого Хонеккера[xxxii]. Ожившие вновь дискуссии о «немецком единстве» оказались весьма кстати для ХДС/​ХСС, которые, вернувшись к власти в октябре 1982 г., быстро реанимировали германскую политику, подзабытую правительствами Брандта и Шмидта.

Стоит отметить, что политику канцлера Гельмута Коля недооценили в Москве и Берлине. Там посчитали, что речи канцлера — это обычная риторика в духе «вечно вчерашних», то есть реваншистов. Но Коль повел не лобовую атаку на ГДР, а политику «малых шагов», искусно втягивая восточного соседа в экономическую и финансовую систему ФРГ. Именно при Хонеккере республика стала жить не посредствам. Когда в начале 1980-​х гг. ситуация стала критической, ФРГ через посредническую деятельность баварского политика Штрауса выделила ГДР «миллиардный кредит». Постепенно, как пишет Ю. Квицинский, почва для государственного краха ГДР «была достаточно унавожена не только усилиями ФРГ, но действиями самой восточногерманской верхушки…»[xxxiii].

Но до краха еще было время. Начатая в 1985 г. М.С.Горбачевым перестройка в СССР в восточноевропейских странах была воспринята с определенной надеждой, особенно в Польше и Венгрии. Однако «старая гвардия» Хонеккер, Живков, Гусак, Чаушеску, кубинский лидер Фидель Кастро с «перестройкой» в своих странах не спешили. Время, когда слово из Кремля воспринималось без обсуждения, прошло. «Переклеивать обои», как сказал секретарь ЦК СЕПГ Курт Хагер, в ГДР не собираются[xxxiv].

Отношения между Хонеккером и Горбачевым не складывались. Для опытного функционера, убежденного марксиста и сталиниста Хонеккера политика генсека ЦК КПСС вселяла подозрения, особенно «новое мышление», а также начавшаяся «гласность» и «демократизация». Хонеккер решил переиграть Горбачева на поле германской политики. Несмотря на ухудшение отношений между Западом и Востоком с конца 70-​х гг., связи между германскими государствами не только не прервались, но и расширились. Советское руководство ревниво относилось к такому развитию. В августе 1981 г. Брежнев в Крыму сказал Хонеккеру, что он «считает германо-германскую встречу в верхах очень деликатной и, в конечном счете, неизбежной, но желал бы, чтобы тот, как можно дольше держал ее в подвешенном состоянии» [xxxv]. Это «состояние» длилось до 1987 г., но дальше откладывать визит не имело смысла. Как написал в своих «Воспоминаниях» Вилли Брандт, когда Хонеккер в 1987 г. нанес свой визит в ФРГ, он «одержал маленькую победу над теми русскими, которые постоянно препятствовали его поездке на берега Рейна»[xxxvi].

Между тем политика «малых шагов» канцлера Коля «расшатывала» устои ГДР. Так, в 1986 г. в ФРГ побывало около миллиона пенсионеров из ГДР. В 1987 г. число побывавших возросло до 5 млн., причем 1 млн. составили молодые люди. По мнению канцлера, это означало, что миллионы немцев из ГДР могли формировать свои воззрения на основе личного опыта, они могли увидеть и почувствовать, что принадлежат к одной нации. Цифры, на которые ссылался Коль, действительно убедительны: ²⁄₃ восточных и ¹⁄₃ западных немцев имели между собой связи и контакты. Внутригерманская дверь открылась настолько широко, что стал возможен визит Хонеккера[xxxvii].

Правда, встречали председателя Госсовета ГДР 7 сентября 1987 г. в Бонне с нарушением протокола. Процедуры были сокращены, исполнялись не государственные гимны, а просто гимны, почетная рота была в меньшем составе. Присутствовали и другие «мелочи»: ФРГ просто «запуталась в ритуалах непризнания другого немецкого государства» [xxxviii]. Но Эрих Хонеккер мог быть доволен своей поездкой. В Бонне он встречался с канцлером Г.Колем, президентом ФРГ Р.фон Вайцзеккером, а также с ведущими западногерманскими политиками. Хонеккер посетил города Кёльн, Дюссельдорф, Вупперталь, Эссен (земля Северный Рейн-Вестфалия), Саарбрюккен, Нойенкирхен (Саарланд), Трир (Рейнланд-Пфальц), Мюнхен, Дахау (Бавария). В Сааре, на родине Хонеккера, тысячи граждан ФРГ восторженно приветствовали своего земляка. В Мюнхене, куда Хонеккер прибыл 11 сентября, премьер-министр Баварии, председатель ХСС Штраус вопреки своему антикоммунизму, проявил подлинное гостеприимство. Встрече был придан официальный характер с исполнением гимнов ГДР и Баварии. Как рассказал в своих «Воспоминаниях» Штраус, в оценке международного положения Хонеккер согласился с ним и «вообще их позиции во многом оказались близки»[xxxix].

В ГДР после визита были амнистированы многие политзаключенные, пересмотрен пограничный режим в сторону послабления (был отменен приказ о стрельбе по нарушителям границы), открылись новые переходы, начались работы по обновлению автобанов, устанавливались партнерские связи между городами, заметно возрос культурный, спортивный и молодежный обмен. Хонеккер ожидал «продолжения диалога по принципиальным вопросам нашего времени», о чем написал в письме Колю 16 декабря 1987 г. Однако продолжения не получилось. В Бонне понимали, что «ключи» к решению германского вопроса находятся в Кремле. А там в этом направлении, как оказалось, готовы были пойти очень далеко.

В «распоряжении по германскому вопросу» от 2 февраля 1987 г. М.С. Горбачев потребовал от МИДа: «Не отдавать ФРГ Хонеккеру!»… Пора выходить на ФРГ активнее…»[xl]. Первая официальная встреча Горбачева и Коля состоялась 24 октября 1988 г. в Кремле в ходе визита Федерального канцлера в СССР. Колю удалось «разговорить» генерального секретаря по германской проблеме, что уже могло считаться успехом. Заявление Горбачева, что «все решит история», было воспринято канцлером с надеждой. Позднее он говорил, что «неопределенность дальнейшего развития, то есть будущего», создавала предпосылки для прорыва к взаимопониманию в германском вопросе, что, по мнению канцлера, произошло во время ответного визита М.С.Горбачева в ФРГ в июне 1989 г. [xli].

Действительно, эта поездка Горбачева расставила многое, если не все в германском вопросе. Впрочем, по опубликованным воспоминаниям Горбачева и Коля[xlii], а также по официальным документам[xliii], это суждение может показаться надуманным. Но, как пишет политолог А.фон Плато, никто не знает, что на самом деле было сказано о единстве Германии в личных беседах Коля с Горбачевым[xliv]. Коль несколько раз начинал разговор о Хонеккере, сетуя, что обстановка в ГДР становится опасной, так как реформы там не проводятся. «Манеры Хонеккера, — говорил Коль, — в последнее время становятся трудно объяснимы», а недавно его супруга Маргот в обращении к общественности заявила, что «молодежь в ГДР готова отстаивать социализм с оружием в руках против внешних врагов». Горбачев был уклончив, но, как отметил Коль, он почувствовал, что Москва «дистанцируется от восточноберлинского руководства»[xlv].

В начале июня 1989 г. Хонеккер был в Советском Союзе, посетил город своей молодости — Магнитогорск и, как пишет об этом В. Фалин, был весьма удручен результатами перестройки, когда узнал, что в городских «магазинах на полках даже соли и спичек нет»[xlvi]. Ничего похожего в ГДР не было, но перед руководством СЕПГ встала другая, куда более сложная проблема: бегство граждан. За первую половину 1989 г. «ушло на Запад» почти 40 тыс., причем 60% — это граждане в возрасте от 17 до 40 лет, наиболее трудоспособные и образованные. Хонеккер как-то неосторожно заявил, что ему «не жалко тех, кто бежит, и ни кто по ним не заплачет». Власти ФРГ всячески содействовали этому «исходу». Как отмечал в своем исследовании И. Кузьмин, у этой «кампании было солидное плановое начало и была проведена большая организационная работа на уровне государственных служб ФРГ» и далее, что «спецслужбы ГДР и Советского Союза оказались неспособными своевременно распознать подготовку широкомасштабной акции противника»[xlvii].

Руководство ГДР не сумело взять ситуацию под контроль и пребывало в растерянности. Были и объективные причины: болезнь Хонеккера. 7 июля 1989 г. он принял участие в совещании ПКК государств-участников ОВД на высшем уровне в Бухаресте. Именно здесь Горбачев недвусмысленно заявил, что «доктрина Брежнева» о совместной защите социализма мертва. Оппозиция, прежде всего, в Польше и Венгрии, где коммунистическое руководство могло до этого надеяться на помощь СССР, могла теперь действовать более решительно. После первого дня заседаний, ночью, у Хонеккера произошло обострение почечной болезни, и он в сопровождении Кренца вернулся в Берлин (в Бухаресте остался глава правительства ГДР В. Штоф) [xlviii]. Политбюро СЕПГ во время болезни Хонеккера (он вернулся к исполнению своих обязанностей 25 сентября) фактически бездействовало. С приближением 40-летнего юбилея в ГДР нарастала поляризация между терявшей опору властью и обществом, активная часть которого консолидировалась в новых политических образованиях.

Известный историк Пол Джонсон пишет, что встревоженный Хонеккер, обратился с просьбой к Горбачеву, использовать для наведения порядка войска, но Горбачев отказался[xlix]. Для Горбачева Хонеккер, как реальный политик, уже не существовал. Тем не менее, советский руководитель прибыл 7 октября 1989 г. на празднование 40-​летия ГДР. На закрытой встрече с руководством СЕПГ Горбачев поучал: «Кто отстает в политике – проигрывает». «Меня, — как он позже напишет, — поняли все, кроме Хонеккера, который к тому времени утратил чувство реальности»[l]. Если посмотреть по-другому, то не Хонеккер утратил чувство реальности, а Горбачев, продолжавший говорить о «совершенствовании и обновлении социализма»[li]. Для Хонеккера, повидавшего в жизни многое, было ясно, что ГДР и социализм может спасти только чудо, в которое, он как коммунист, не верил.

17 октября на заседании Политбюро судьба Хонеккера была решена. Естественно, что «сценарий» был подготовлен и согласован с советским руководством. Выступление Штофа с предложением отправить в отставку Хонеккера тоже не было случайным — это «был финал скрытой многолетней борьбы за смещение Хонеккера, которую вел Штоф, опираясь на часть членов политбюро…»[lii]. Хонеккер не стал цепляться за власть. На следующий день состоялся пленум ЦК СЕПГ. Хонеккер сам зачитал заявление об отставке, где были слова о плохом здоровье и невозможности в связи с этим исполнять возложенные на него обязанности Генерального секретаря и председателя Госсовета ГДР. Его преемником стал «мимолетный и растерянный фантом» Эгон Кренц[liii].

Оставшись без власти, Хонеккер не мог влиять на события, которые приближали печальную развязку. Каждую неделю не менее 4 тыс. восточногерманских граждан переселялись в ФРГ, где уже росло недовольство от «понаехавших осси». 41-​ый год существования ГДР оказался последним в ее истории. Новое партийное руководство в лице Кренца, потом Гизи, главы правительства Модрова так и не выбралось из череды заседаний и совещаний. Поездки в Москву ничего не дали, там хватало своих проблем. Ханнса Модрова, когда он 29 января 1990 г. приехал в Москву, даже не поставили в известность о принятом 25 января решении по «германскому вопросу»[liv]. ГДР, как пишет И. Макимычев, была «заранее выдана головой во имя химеры содействия со стороны ФРГ дальнейшему пребыванию Горбачева у власти»[lv].

Эрих и Маргот Хонеккеры оказались в сложной ситуации, буквально — без крыши над головой. Появились серьезные проблемы со здоровьем. Хонеккеру пришлось лечь в клинику: диагноз был не утешительным — рак, потребовалась операция. Тучи между тем сгущались. В январе 1990 г. Хонеккеру, Миттагу, Мильке и другим бывшим руководителям ГДР берлинская прокуратура предъявила обвинения в государственной измене, нарушениях прав человека, злоупотреблении властью. Позже Хонеккера обвинили еще и в «санкционировании убийств восточногерманских граждан», пытавшихся преодолеть Берлинскую стену. На короткое время чету Хонеккеров приютил пастор Уве Хольмер. Для пастора, как пишет Кунце, у которого в семье было десять детей, и который испытал притеснения при коммунистическом режиме, подобный поступок был «проявлением истинной христианской любви»[lvi].

В начале апреля 1990 г. Хонеккера и его супругу тайно перевезли в советский военный госпиталь под Потсдамом. Здесь они и встретили первый день германского единства — 3 октября 1990 г. Для них — эта дата не стала праздником. Прокуратура возобновила судебное преследование и потребовала выдачи Хонеккера. Пришлось снова искать убежище. 13 марта 1991 г. Хонеккеры на военном самолете были вывезены в СССР. Советская сторона объяснила эти действия необходимостью лечения Хонеккера, здоровье которого действительно ухудшалось. Эриху и Маргот были предоставлены необходимые условия для жизни, лечения, общения с журналистами и политиками, хотя последних было не так и много. В августе 1991 г., когда в Москве случился «путч», Хонеккеры находились на черноморском курорте в Батуми. Появилась надежда, что в СССР к власти придут консерваторы, противники перестройки и Горбачева, но «путч» провалился. Российским властям Хонеккер не был нужен. 7 октября 1991 г. Маргот улетела в Чили, к дочери, а для Хонеккера стали подыскивать вариант: КНР, Северная Корея, Куба. Президент Б.Н.Ельцин высказался за то, чтобы Хонеккер покинул российскую территорию до 13 декабря 1991 г. Хонеккер укрылся в чилийском посольстве в Москве, вскоре к нему присоединилась Маргот. Преследование бывшего руководителя ГДР получило широкую огласку. В его адрес поступали тысячи писем. В Москве прошли акции «Хонеккер — мы с тобой»[lvii].

В Германии Хонеккера не забыли. Еще в 1990 г. был создан Комитет солидарности с Хонеккером, причем инициатива исходила от дортмундского коммуниста Хайнца Юнге, который знал Эриха по совместной работе в молодежных организациях в 1930-​е гг. Деятельность комитета получила огласку, росло число его членов. Да, было немало тех, кто злорадствовал по поводу мытарств Хонеккера, но сам он не сдавался. Будучи тяжело больным, продлить жизнь можно было только интенсивным лечением, Хонеккер дал свое согласие участвовать в возрождении КПГ, запрещенной в ФРГ в 1956 г. Участие в возрождении КПГ приняли и другие бывшие члены СЕПГ, считавшие, что ПДС «изменила делу марксизма и социализма».

Долго укрываться в чилийском посольстве Хонеккер не мог. Чилийские власти, помня о той помощи, что оказывала ГДР чилийским борцам с диктатурой Пиночета, ссориться с Германией не желали. 29 июля 1992 г. Хонеккеру пришлось покинуть и это убежище. Перед собравшимися журналистами предстал больной, но не сломленный судьбой человек с традиционным коммунистическим приветствием «Рот фронт». Вечером того же дня российский самолет приземлился на аэродроме «Тегель», где собрались тысячи берлинцев. Общения не получилось: в сопровождении полицейских Хонеккера быстро препроводили в автомобиль и с сиренами доставили в печально знакомую тюрьму Моабит.

169 дней провел Хонеккер в тюрьме Моабит. Здесь 25 августа он встретил свое 80-​летие. В этот день было много поздравлений: телефонные звонки, письма, посещения, что продолжилось и в последующие дни. Коммунисты из других стран, революционные политики, например Даниэль Ортега, встречались с Хонеккером в тюремной больнице. Михаил Горбачев, удостоившийся в ноябре 1992 г. звания «почетного гражданина Берлина», встречаться с Хонеккером не пожелал[lviii]. Держать смертельно больного человека было во всех отношениях не гуманно, о чем стали говорить даже депутаты бундестага. Для канцлера Коля, политиков из ХДС/​ХСС предстоящий судебный процесс мог оказаться весьма неприятным, так как могли всплыть кое-какие детали из практики германо-германских отношений. Приговор Хонеккеру — назывался срок до 15 лет, так и не был вынесен. В декабре врачи заявили, что подследственный не может дальше находится в тюремных условиях. Устроители судебного процесса были недовольны: главный обвиняемый ускользнул от правосудия (над остальными руководителями ГДР процесс продолжился). Рождество Хонеккер встретил уже на свободе.

13 января 1993 г. в сопровождении Клауса Феске, одного из организаторов Комитета солидарности, Эрих Хонеккер вылетел в Чили. Начинался новый, последний период в его жизни. В Сантьяго встречали жена, дочь, родные, близкие, бывшие граждане ГДР, перебравшиеся в Чили, чилийские коммунисты, журналисты. Болезнь победить не удалось. 29 мая 1994 г. Эрих Хонеккер скончался. Несмотря на все попытки захоронить останки на родине, урна с прахом до сих пор находится в Чили. В 2012 г. вдова Маргот подготовила и издала дневниковые записи своего мужа, сделанные им в тюрьме Моабит. В них Хонеккер предстает не фанатиком. Он просто был убежден: «Коммунизм не умер, он лишь проиграл одну битву».

Впервые опубликовано в: Петелин Б. В., Степанов Г. В. Эрих Хонеккер /​/​Вопросы истории. — 2013. — № 9. — С. 117 — 128.

Примечания